— Нам Прошка не отчитывался, но что-то говорил про Перчин луг. Может, туда подался. Дело молодое…
— Понятно… — злобно процедил приказчик и с яростью натянул поводья, разворачивая Буяна в сторону Перчиного луга.
Сегодня на панском лугу вовсю шла страда по заготовке сена. Пользуясь благоприятной погодой, мужики, бабы, подростки и даже дети спешно старались сложить высохшее сено в копны и стога. Успеют убрать панское сено — останется время и для своего.
На лугу работало много народу, но главное, там сейчас была и Марылька. Степану всё это было прекрасно известно по долгу своей службы, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы не догадаться, почему туда подался лесничок. Всё это порождало в душе Степана двойственное чувство. С одной стороны, панский любимчик Прошка будет уличён в проступке, а с другой — он пошёл к Марыльке! Одно радовало приказчика, другое вызывало необузданную ревность, которую к тому же надо было не выказывать прилюдно.
До Перчиного луга дорога займёт с полчаса. В отпущенное панской милостью время уже никак не успеть. Можно было бы вообще вернуться сейчас к пану Хилькевичу и свалить всё на Прошку. Его вина налицо. Но Степану очень уж хотелось увидеть растерянность и испуг в глазах этого выскочки, да ещё и в присутствии Марыльки. Ну и, конечно же, у него будет возможность перекинуться несколькими словами с Марылькой, а если повезёт, то и без посторонних ушей.
Вот и Перчин луг. Бабы в светлых платках дружно сгребали высохшую траву в валки. Две взмыленные лошадки специальными волоками еле успевали стаскивать кучи сена к месту укладки. А из-под вил мужиков по всему лугу, словно какие-то неправильные заостренные пузыри, вырастали умело сложенные копны.
Степан резко остановил коня и, словно ястреб, зорко начал всматриваться в разношерстную толпу крестьян. Возле одной из копен он сразу же узнал волнующую его девичью фигуру. Рядом бородатый мужик ловко метал сено наверх. «Странно… где ж тогда этот лесничок? — подумал приказчик и сразу догадался: — Если он тут, то будет рядом с девкой. Выходит, он с другой стороны копны. Ему что, своей работы мало?»
Больно стегнув Буяна, Степан решил вихрем промчаться перед селянами и, как бы ненароком погарцевав на жеребце, показать всем свою удаль. Хотя если бы здесь не было Мырыльки, то красоваться перед этим сбродом приказчик и не подумал бы.
Стрелою пронёсшись на взмыленном жеребце до места, где работала Марылька, Степан резко натянул поводья, чтобы остановиться у самой девушки. Это должно было произвести на неё впечатляющий эффект. Ну а потом он учинит ещё и допрос по всей строгости. Обоим.
Удила больно впились в губы Буяна, разорвав их по живому. Это стало пределом терпения жеребца. За сегодняшнюю поездку у него не раз возникало желание освободиться от коварного седока, но тот словно предугадывал такие намерения и больно наказывал за это. Теперь же изведенному жесткими понуканиями жеребцу было всё равно, накажут его или нет. И Буян, поддавшись природному инстинкту самосохранения, взбунтовался.
Удила всё сильнее продолжали рвать лошади рот. Эта резкая боль заставила жеребца вздыбиться на полном скаку. Как только передние ноги опять коснулись земли, он тут же высоко подбросил зад и остервенело лягнул копытами воздух.
Упоённый своим величием всадник не ожидал от жеребца такой выходки. Он не просто свалился с коня, он кубарем перелетел через его голову и с жутким глухим звуком сильно ударился о землю. Как и задумывал, почти рядом с Марылькой.
От резкого удара в глазах приказчика вспыхнули и тут же померкли радужные круги. Словно сквозь сон послышались далёкие испуганные крики баб; как из-под земли доносился топот бегущих мужиков и их хриплое дыхание. Последним крупицам уходящего сознания приказчика казалось, что этот далёкий переполох никакого отношения к нему не имел. И всё это длилось лишь мгновение, а потом наступила необычайная лёгкость и оглушительная тишина…
Степан открыл глаза и непонимающим взглядом уставился на столпившихся вокруг него людей. Медленно приходя в себя, он вспомнил случившийся конфуз и попытался было быстро вскочить на ноги. Но тут его тихонько придержала чья-то рука.
— Тихо, тихо, Степан Николаич, полежите ещё малость, — прозвучал над самой головой чей-то нежный голос.
— Пить, — тихо произнёс Степан.
— Тётка Пелагея, дайте ещё воды, — раздавшийся знакомый и приятный голос начал вдруг волновать приходящего в себя приказчика.
Всё та же рука осторожно приподняла голову Степана, и к его губам приблизилась крынка с водой. Он жадно сделал несколько глотков и снова начал беспокойно оглядывать собравшуюся вокруг толпу. На этот раз взгляд его был уже более-менее осмысленный. «Чёрт, и надо ж было грохнуться у всех на глазах!» — досадно подумал Степан.
Он лежал на спине, голова приподнята, и под ней ощущалось чьё-то упругое тело. Ещё толком не придя в себя, приказчик ввергся в необъяснимое сердечное волнение, вызванное близостью этого тела и видом загорелой девичьей руки. «А где ж Марылька?» — вспомнив о девушке, Степан ещё больше расстроился из-за произошедшего конфуза. И тут внезапная догадка заставила приказчика встрепенуться. С трудом запрокинув голову назад, он увидел ту, которая так о нём заботилась. Да, это была она — Марылька! От приятного удивления сердце приказчика сладко зашлось. Невероятно, но он увидел над собой склонившееся лицо той, которая в последнее время занимала все его мысли. Девушка сидела прямо на покосе и держала его голову у себя на коленях!