Ведьма полесская - Страница 40

Взял вот сосед волов — попалась такая оказия — работай на здоровье, люди не осудят и Бог не прогневается. Знают, что мужик потом обливается, чтоб детки с голодом не особо знались. Да ещё и за волов должен заплатить хозяину либо отработать. Потому и сдавать рабочий скот в аренду было всегда обоюдовыгодно. Этим очень часто промышляли и паны.

У Любаши, как и у батьки, никакой неотложной работы не было, и она с нетерпением ждала вечера. Сегодня деревенские хлопцы и девчата надумали во второй раз после зимы собраться и посидеть у костра.

— Тата, я к Марыльке ненадолго сбегаю, — вроде как сообщая батьке о своём уходе или вроде как прося разрешения, сказала Любаша.

— По хозяйству управься и иди куда хошь, — равнодушно проворчал батька.

Похлопотав немного по домашнему хозяйству и справив неотложные мелкие дела, девушка направилась к Марыльке. Любаша уже давно начала уговаривать подружку пойти с ней к первому костру, развеяться. Она видела, как тяжело сейчас Марыльке и старалась всячески её поддержать. Важно не дать бедняжке замкнуться и остаться наедине со своим горем.

— Не могу я, Любаша. Слишком мало времени прошло. Да и люди будут обговаривать: батьку похоронила — и петь пошла. Не, Любка, не пойду, — смущённо отговаривалась Марылька, а у самой сердце щемило. Ей так хотелось посидеть среди сверстников, душой хоть чуточку оттаять.

— Дурёха, ну кто тебя петь заставляет? — обнимала подружку Любаша. — Мы с тобой вдвоём в сторонке тихонько посидим, послушаем, что девчата щебечут. Ну а песни заведут — не беда. Что тут такого? Мы же только слушать будем. Ведь это же не грех — послушать задушевную песню.

После длительных уговоров Марылька, в конце концов, дала согласие, но с условием, что Любаша тоже не будет петь и чтобы находилась всё время рядом. И ещё Марылька попросила отложить свой выход на вечорки хотя бы до следующего воскресного денька.

И вот неделя прошла. В условленный день, ближе к вечеру, Любаша зашла за Марылькой, а той дома не оказалось. Мать сказала, что она ранним утром пошла в Каленковичи по неотложному делу и скоро должна возвратиться. Осталось ждать не так уж и долго.

— Тёть Марфа, может, вам помочь что надо? По хате что сделать иль худобу помочь покормить? Марылька с дороги придёт — всё легче будет, — участливо спросила Любаша.

Девушка предложила свою помощь, зная, что, когда придёт Марылька, они быстрее соберутся идти за околицу.

— Спасибо, Люба, но я уже управилась. И детишкам поесть приготовила, и худобу покормила, — устало ответила мать Марыльки. — Если хочешь, присядь в хате, подожди. Марылька вот-вот должна вернуться.

— Угу, — согласилась Любаша и присела на краешек лавы.

Девушка обвела взглядом теперь уже осиротевшую без мужского внимания хату. Прошло всего лишь несколько месяцев, как не стало Петра Кузьмича, а в глаза сразу бросалось много работы, требующей умения и навыков мужика-хозяина. В глиняной печи появилась большая трещина, вокруг которой образовалась чёрная копоть; покосившиеся полати готовы были вот-вот рухнуть вместе с детворой; кадки с водой дали течь. Это и многое другое нужно было исправлять, чинить, переделывать. А во всём остальном хата Логиновых мало чем отличалось от других хат середняка крестьянина.

Как и большинство селянских изб, жилище бывшего приказчика разделялось на две половины — «чистая» и сени. У крестьян в «чистой» части проживала вся семья, зачастую из трёх поколений.

Основным и самым важным атрибутом любой селянской избы являлась большая глиняная печь, занимавшая почти четверть помещения. В холодные времена на печи почти никогда не было свободного места. Дети шумной стаей галчат теснились на горячей черене, с удовольствием уступая место лишь старым дедам и бабкам, получая взамен от них сказки и всякие интереснейшие истории. Но сейчас на улице было тепло, и печь сиротливо стояла в одиночестве.

За печью в селянских хатах сооружались полати и лежанки — деревянные настилы, служившие кроватью порой для всей семьи. Чуть повыше устраивалась широкая полка для лучины. Высоко над полатями на длинной жердине развешивалось бельё и одежда, а также большие вязанки лука, низки сухих грибов, пучки зверобоя, малинника и других известных всем лекарственных трав.

Вдоль стен, на глинобитном полу, важно занимали место широкие и длинные деревянные лавы. На них и под ними хранились разнообразные хозяйственные орудия труда: топоры, пилы, деревянные вёдра, небольшие дежки и прочий сельский инвентарь. Рядом с самой большой лавкой, почти всегда свободной, не заставленной разной утварью, главенствовал массивный стол на всю многочисленную семью. В освещённом углу, обычно напротив печи, высоко висели или стояли на специальной полочке иконы Богоматери, Спасителя и местно чтимого святого Николая Чудотворца. Перед убранными рушниками иконами в церковные праздники зажигались свечи. И звался такой угол «красный кут». В этом же углу, внизу под иконами, стояла дежка с тестом, из которого пекли хлеб.

В другом углу сделаны полки для посуды и мелких вещей. Чтобы занимать меньше места, эти полки размещались на уровне человеческой груди. А ниже, на полу, стояла более габаритная утварь: ступа, ручные жернова, сундук, плетенные из лозы и сосновой дранки короба.

Сундук в крестьянской избе служил своеобразным хранилищем наиболее ценных мелких вещей и новой одежды. Также в нём хранились отрезы ткани, вычищенные и аккуратно увёрнутые кожаные сапоги и женские чаравики (если таковы вообще имелись в семье). И вот сейчас глядя на это массивное хранилище наиболее ценных вещей, Любаша вдруг подумала: «Интересно, а пожитки дядьки Петра всё ещё там или их переложили куда-то отдельно?» Не найдя взглядом места, куда бы можно было сложить пока не нужные, но дорогие для семьи вещи, девушка без труда догадалась: «Всё там». На сундуке висел небольшой простенький замок, но, несмотря на свою простоту, он надёжно охранял добро по причине всё ещё державшейся строгой дисциплины, установленной бывшим хозяином.