— Смелее, Марфа, не робей! Погляди, какие голуби перед тобой! — указывая жестом на молодых, Мирон весело поддержал свою куму.
— Ну… что может пожелать матка своим деткам? Конечно, в первую очередь здоровьица крепкого. Желаю, чтоб свой век любили и уважали друг дружку, чтоб всё у вас спорилось и получалось, велось и удавалось. Чтоб был прибыток и в хлеве и на поле, чтоб была радость в хате и на столе, чтоб и меня с малыми детками не забывали да не обижали.
Ну а чтоб разжиться вам легче было, принимайте всё наше хозяйство в свои молодые руки, — закончила Марфа и, вздохнув, обратилась к жениху: — Нам, Прохор, мужские руки ой как теперь нужны. Не век же просить о помощи других. Будешь нам опорой и… — не договорив, Марфа не удержалась и опять начала всхлипывать.
— Ну вот, а говорила: не приучена! — порадовавшись за куму, Мирон вручил ей кусочек каравая и чисто символически налил несколько капель горелки.
За матерью пошли крестные, близкая родня и все остальные. При каждом выкликании на каравай, обязательно указывалась степень родства и близости. Гости подходили, говорили поздравительные речи и одаривали молодых, после чего получали кусочек каравая и выпивали чарку горелки.
Мужики большей частью дарили деньги, бабы — отрезы полотна, рушники, вытканные орнаментом постилки и многое другое. Чем более близкий родственник, тем дороже подарок. Но дарили, конечно, по мере своего достатка и с оглядкой, что люди потом скажут.
Вместе с серьёзными пожеланиями и подарками звучало множество шутливых и забавных присказок:
— Даруем молодым берёзовую рощу, чтоб зять как мать родную чтил тёщу! — звучало пожелание, после чего под одобрительный шум гостей Прохор низко кланялся и чмокал Марфу в щеку.
Или же в шутку давали несколько медных грошей и приговаривали:
— Даруем вам жменю меди, чтоб вскорости вас порадовали дети!
— Желаем вам радости и доли, чтоб всегда родил хлеб на вашем поле!
Чем складнее и интереснее звучала присказка, тем громче и веселее гости выражали восторг.
В самом конце деления каравая в хате вдруг все замолкли, установилась напряжённая тишина. Заметив, куда устремлены изумлённые взгляды, Мирон обернулся назад. В дверях стоял… приказчик! «Что ему тут надобно?! Его никто сюда не приглашал!» — такие мысли пронеслись в этот момент почти у каждого.
— С чем пожаловал? — строго спросил Мирон.
— С поздравленьицем… — неуверенно прозвучал ответ.
Сильно смутившись и затравленно поглядывая по сторонам, Степан робко прошёл на середину хаты.
Не пристало на крестьянской свадьбе гнать непрошеного гостя из избы, коль он уже зашёл и желает поздравить жениха и невесту.
— Да вот… Семен Игнатич… это… — начал Степан, — наказ мне дал… выразить почтение молодым. Ну и пожелать им… как говорится, добра… и счастья… ну и всего…
Было видно, что насчёт панского наказа приказчик врёт. Нахмурив брови, Мирон грозно прервал скомканную речь незваного гостя:
— Ну, вот и поздравил! На, выпивай — и иди своей дорогой, «гость дорогой»… — неприязненно промолвил Мирон, с сарказмом произнеся последние слова.
— Так вы ж тут вроде как каравай делите… а у меня и подарок для молодых приготовлен… — с этими словами Степан суетливо достал из-за пазухи что-то плоское, аккуратно увёрнутое в довольно-таки чистую на вид тряпицу и тут же начал разворачивать.
В хате можно было услышать, как пролетит муха. С затаенным дыханием все наблюдали за самым нежеланным из всех черемшинцев гостем, да ещё и с подарком. И в глазах затихших гостей стоял немой вопрос: «А что это он там принёс? Сам без приглашения нагло припёрся, да ещё, скорее всего, и какую-нибудь пакость припёр».
Степан с необычайным волнением старался побыстрее вручить молодым подарок. Он опасался, как бы тут не спохватились и не отказались от его подношения, а то ведь и вообще могут выставить за порог.
— Вот, — выдохнул он и для всеобщего обозрения поднял в руке красивую, а посему и дорогую, на его взгляд, вещь. — Это чтоб Марылька всегда была такой красивой как сейчас!
Приказчик ожидал услышать восхищённые возгласы и гул одобрения, но в хате продолжала стоять гробовая тишина. И лишь совсем опьяневший Кузьма, не осознавая, что происходит, пытался разглядеть затуманенным взором подарок.
— А ну… Николаич, поверни… ну… Не вижу, что это… там у тебя блестит, — заплетающимся языком промычал он и даже попытался привстать, чтобы лучше разглядеть вещицу в руке приказчика.
Степан с готовностью поворачивал свой подарок и даже подошёл поближе к единственному гостю, проявившему интерес к прекрасному подношению.
В руках Степан держал вещицу, которой позавидовала бы любая панночка. В замысловатом, скорее всего, фабричном обрамлении, представляющем собой витиеватые узоры, сверкало отображением горящих свечей и плошек… зеркало.
— Ты сам додумался до этого иль надоумил кто? — угрожающе произнёс Мирон.
— А… что? — совсем растерялся приказчик и непонимающе уставился на свой подарок. — Что-то не так? На ярмарке… купил… По мне, так очень даже… завидное зеркальце… — промямлил Степан. Не мог же он признаться, что это зеркало дала ему Хима и что сейчас он исполняет её наказ.
— Ты что, с луны свалился иль каким басурманином тут прикидываешься? — ещё больше распалялся возмущением сват.
С нарастающим ропотом недовольства оживились наконец и остальные гости.
— Ты бы, Степан, ещё иголок молодым подарил!
Так уж издревле заведено у православных, да и не только у них, что на свадьбе не принято дарить молодожёнам острые предметы: ножи, иголки, которые, кстати, очень ценились в хозяйстве. Но по поверью полесских селян, острые и колющие подношения на свадьбе — это в любом случае не к добру. Они вносили в семью разлад, ссоры, колкости между супругами. А вот зеркало, которое считалось окном в потусторонний мир, и вовсе несло зло и необъяснимые беды.